10:57 / 24.07.2020 Общество

Вильгельм Котарбинский: Жизнь, эпоха, судьба наследия (часть I)

Александра Пелиховская,
студентка магистратуры Института истории искусств Варшавского университета

В последнее десятилетие заметно возрос интерес к творчеству польского живописца и графика Вильгельма Котарбинского (1848—1921). Хотя говорить «польский» по отношению к художнику-космополиту, который родился в Польше, совершенствовал мастерство в Риме, выставлялся в Санкт-Петербурге, работал в Киеве, жил в Минской губернии и нашёл упокоение на киевском Байковом кладбище, не вполне верно, пишет издание "Антиквар".

Увенчание поэта. 1881. Х., м. 180 × 90 см.
Музей Замойских в Козлувке (Польша)

Результатом существования в разных национальных, культурных и политических пространствах стала не до конца изученная и полная противоречий биография Котарбинского, сам феномен его творчества и загадочная судьба многих созданных им произведений. Но даже на этих противоречиях может строиться логика поиска исследователей его наследия, в котором так своеобразно переплелись черты академизма, символизма и модерна.

В наши дни о художнике написано достаточно много, и, казалось бы, нет нужды повторять общеизвестные факты. Но и то, что удалось узнать нам, захотелось вплести в канву его жизни.

Вильгельм Котарбинский родился 30 ноября 1848 года в с. Неборов Варшавской губернии, где его отец, мелкий шляхтич, служил управляющим имением князей Радзивиллов. В семье Александра Котарбинского и Леокадии Вейсфлог воспитывалось ещё двое детей. Старший сын, Александр, впоследствии стал юристом и чиновником Товарищества взаимного кредита, младшая дочь Михайлина посвятила себя родным, а Вильгельм ещё в юности решил заняться живописью вопреки желанию отца.

У жертвенника. Х., м. 137 × 94 см. Национальный музей «Киевская картинная галерея»

В течение четырёх лет он посещал занятия в варшавском Обществе поощрения изящных искусств. Его наставником был Рафал Гадзевич, известный портретист, мастер исторической живописи и педагог, который в своё время учился в Дрездене, Париже и Риме, преподавал в Москве и имел славу блестящего рисовальщика. Впрочем, с несомненными плюсами — совершенной техникой рисунка и владением светотенью — Котарбинский воспринял от своего учителя и минусы. За погрешности в анатомии, неумение вдохнуть жизнь в статичные фигуры и наполнить их внутренним движением знатоки живописи ругали нашего героя всю его жизнь. «Есть художники, которым с воспитанием в академии или другом классическом месте врезался в память один шаблон головы или одно стереотипное выражение глаз столь прочно и глубоко, что они не в состоянии когда.либо от него избавиться. Эти приёмы применяются в их работах при каждой возможности, в образах, казалось бы, различного содержания и напряжения», — писал видный польский критик Цезарий Елента. При этом все отмечали оригинальность Котарбинского как колориста, его способность играть на контрастах, вводить в охристые, землистые фоны картин яркие, «xинские» краски, как их в шутку назвали в одной из эпиграмм. В этом отношении он заметно превзошёл и своего учителя, и многих коллег-сверстников в Варшаве, а потом и в Риме.

В Вечный город Котарбинский отправился 20-летним юношей, получив стипендию варшавского Общества поощрения изящных искусств, а покинул его зрелым человеком 38 лет. Там он почти сразу сдружился с братьями Сведомскими и попал в орбиту влияния Генрика Семирадского, однако «эталонным» академистом не стал. Его произведения римского периода свидетельствуют о поиске собственного стиля на базе прочной академической школы.

Композиция «Тайная вечеря» в киевском Владимирском соборе (выполнена совместно с братьями Сведомскими).
Первая половина 1890‑х гг.

Художник много работает, у него появляются заказчики, Академия св. Луки удостаивает его серебряной медали. Время от времени в прессе появляются рассказы путешественников о жизни Котарбинского в Риме, о его скромной, «заваленной эскизами и начатыми картинами разной величины мастерской, где невозбранно гуляют на свободе голуби и попугаи». Однако столь идилличные картины не должны вводить в заблуждение: уже тогда город стал явственно терять позиции центра влияния на европейскую живопись, уступая их Парижу и Мюнхену. «Все согласны в том, что пройти через Рим как через известную полосу понимания красоты, безусловно, необходимо, — напишут на пороге ХХ века в журнале „Мир искусства“. — Другой вопрос — что брать из Рима, как им воспользоваться, и нужно ли непременно „застрять“ в нём, как это делалось прежде? <…> Художник, часто с дарованием, который был способен на нечто более самобытное, новое, в каких.нибудь 2-3 года превращается в фабриканта, „компонующего“ на разные фасоны сценки из античной жизни.

И если вы подолгу живёте в Риме, вы будете непременно узнавать одни и те же модели римских сенаторов и матрон, иногда в рыжих, иногда в чёрных париках».

Подобные полотна, как и сцены на мифологические и религиозные темы, всё меньше привлекают публику, а главное — покупателей, и художники постепенно начинают разъезжаться из Вечного города. В репортаже 1884 года сообщается о работах Котарбинского, которые задёшево продаются на уличном аукционе: художник Проспер Пьятти с негодованием пишет, как очень известную картину «Esse Homo», стоившую не менее 7 тысяч франков продали за 1 150 при начальной цене всего 500.

В этих обстоятельствах возможность поработать вместе с братьями Сведомскими и другими известными мастерами над настенными росписями киевского Владимирского собора открывала перед Котарбинским весьма широкие перспективы.

Композиции «Четвёртый день Творения» и «Пятый день Творения» в киевском Владимирском соборе.
Первая половина 1890‑х гг. Фото Г. Лазовского из коллекции музея «Духовні скарби України»

Адриан Прахов, профессор археологии, историк искусства и реставратор, исследователь культуры Древней Руси, преподававший в ту пору в Петербургском университете и Императорской Академии художеств, привлёк к «внутреннему устройству и украшению» храма лучших художников Российской
империи — как опытных, так и молодых, каждый из которых был яркой индивидуальностью. Лидером этой «артели», объединившей Михаила Нестерова, Михаила Врубеля, Андрея Мамонтова, Павла и Александра Сведомских (которые, собственно, и порекомендовали
Прахову Вильгельма Котарбинского), стал Виктор Васнецов, а помогали им ученики Рисовальной школы Николая Мурашко.

Котарбинский выполнил около трети настенной росписи собора. Чаще — в содружестве с братьями Сведомскими, но есть фигуры и композиции, созданные им самостоятельно (образы святых Пафнутия, Варлаама, Никиты Столпника, Четвёртый, Пятый, Шестой дни творения и др.).

Почтовая открытка конца ХІХ века с воспроизведением картины «Оргия». Коллекция Д. Добриян

Восемь лет — с 1888 по 1896 год — художник жил между Киевом, Варшавой и Минской губернией, и этот период был связан с переменами не только в его творческой, но и в личной жизни. В сорокалетнем возрасте Котарбинский женился (Н. Прахов, ссылаясь на рассказы самого художника, сообщает, что это была его юношеская любовь). Семья возражала против брака, поскольку избранница приходилась художнику кузиной, но это ничего не изменило. В декабре 1890 года газета «Kurier Warszawski» поместила короткое объявление: «Вильгельм Котарбинский
отбыл в имение Кальск на Полесье, принадлежащее его свежеиспечённой жене». Впоследствии Кальск не раз упоминался в выставочных каталогах как постоянное место жительства художника.

Ни один украинский, польский или российский исследователь не сообщает имени жены Котарбинского. В метрических книгах Варшавы за 1889 год запись об этом браке нами не обнаружена, поэтому остаются лишь предположения, хотя и небезосновательные.

В Национальном историческом архиве Беларуси (НИАБ) хранятся документы, на которые ссылается автор справочника «Землевладельцы Минской губернии, 1900–1917» Дмитрий Дрозд. Из всех перечисленных им собственников Кальска (разделённого по наследству на Большой и Малый) нас заинтересовала Екатерина Пудловская, которая получила поместье от своего отца Иосифа Корженевского в 1873–1874 годах. Женой Корженевского была Леокадия Альбертина Вейсфлог (тёзка и, очевидно, родственница матери Котарбинского), что явствует из записи о её втором браке. Работая в НИАБ, мы смогли уточнить отчество отца Екатерины — Иванович, а не Онуфриевич, как написано в книге Д. Дрозда. Именно от И. И. Корженевского кузина Котарбинского
(скорее всего, его троюродная сестра, родившаяся в 1842 году) унаследовала Кальск.

Мастерская В. Котарбинского в Кальске. Фото из коллекции семьи Мазюков

Иосиф Иванович Корженевский (1806–1870) был известнейшим оперирующим хирургом своего времени, доктором медицины Виленского университета, который командировал его за границу для приготовления к профессорскому месту. В 1840 году он был утверждён в качестве ординарного профессора и директора академической клиники Виленской медико-хирургической академии, упразднённой два года спустя.

Редакция благодарит Дарью Добриян за предоставление иллюстративного материала

Продолжение следует…