09:22 / 11.07.2017 Общество

Перемен! Мы хотим перемен?

Проект Вільна академія змін, основанный экономистом и предпринимателем Михаилом Фельдманом, имеющим опыт жизни на Западе, стал в последние месяцы заметным явлением на интеллектуальной карте Киева. Готово ли украинское общество к рефлексии, что заменил нам культ скандала и почему в проекте столь выражен еврейский акцент, — в эксклюзивном интервью для «Хадашот».

— Как бы ты сам определил жанр своего проекта?

— Просветительский.  Мы восполняем пробел в гуманитарных и общественных знаниях, пытаясь приоткрыть какие-то неизвестные факты или по-новому взглянуть на уже сложившиеся представления, отрефлексировать некие события и процессы.

Что касается формы, то мы в принципе отказались от слова лекция — у нас проходят встречи или, точнее, public talk — это формат, сформировавшийся в западной культуре, который мы пытаемся интегрировать в наши реалии.

— Среди спикеров Вільної академії змін — известные публицисты, историки, социологи, экономисты — те, кого на Западе назвали бы публичными  интеллектуалами.  Именно такие фигуры в Европе и США часто становятся гостями популярных ток-шоу, у нас же их место давно и прочно заняли политики. Почему? Разве СССР не называли когда-то самой читающей страной в мире? Несмотря на цензуру, а возможно, и благодаря ей, существовал пиетет по отношению к интеллектуальным ценностям, хотя они отнюдь не упрощали материальную жизнь советского человека…    

— Это правда, и этот феномен был элементом государственной политики и масс-культуры. Существовал культ знаний и образования. Пример тому — общество «Знание», чьи лекторы выступали по всей стране, тысячи библиотек, толстые журналы и т.д. Помните, как в фильме «Москва слезам не верит» героиня Ирины Муравьевой идет знакомиться в библиотеку — где можно было встретить достойного человека?

В постсоветском обществе на арену вышли иные ценности, изменились идеалы и приоритеты, но проще всего винить «дикий капитализм» с его культом личного обогащения и эпоху «потребления». Воспользуйтесь общественным транспортом в любом крупном европейском или американском городе и посмотрите, сколько людей читают книги — даже не электронные, а именно бумажные. Это характерно и для старой Европы, и для стран бывшего соцлагеря. В Праге, например, на главной улице — четыре огромных книжных магазина, в которых всегда толпятся покупатели. Не приобретай люди книги (а они недешевы), эти магазины давно разорились бы, но они процветают. А сколько книжных магазинов осталось в центре Киева? Да, конечно, у нас кризис, и мне могут возразить, мол, «на хлеб не хватает». А на рестораны и ТРЦ хватает?    


Виталий Портников

— Знания вообще — недешевый товар. Поэтому цена входного билета на ваши встречи довольно высока?  

— Проект изначально планировался как коммерческий, мы этого никогда не скрывали. Мало того, он не имеет ни цента грантовой или спонсорской поддержки. Вопреки устоявшейся, как я считаю, пагубной практике. И это тоже вызов сложившимся отношениям. Но хотел бы заметить, что мы «в плюсе» с первого дня работы. Однако дело не только в желании заработать. На бесплатное мероприятие, возможно, пришло бы намного больше гостей, но мы не знаем, кто эти люди, среди них могут быть и «городские сумасшедшие». Поэтому цена билета (соответствует цене билета в театр) — это своеобразный фильтр. Приходят только те, кому это действительно важно и нужно. Надо также понимать, что знания и опыт, полученные в ходе этих встреч, сложно монетизировать. Мы не предлагаем овладеть основами программирования и не учим, «как стать счастливым». Деньги, потраченные на билет, не вернутся в ваш кошелек. Но они вернутся к вам в виде новых знаний, ломки стереотипов и нового объективного взгляда на процессы вокруг. Эти встречи помогают развиваться и самосовершенствоваться, но далеко не всем это нужно — вне зависимости от финансовых возможностей. Скажу больше, — это нужно меньшинству, но меньшинству активному и беспокойному, которое, как правило, меняет мир.  

— Насколько украинское общество готово к интеллектуальной рефлексии?

— За время работы проекта мы провели уже около 40 встреч. Многое, конечно, зависит от актуальности темы, её «цепкости». Но очевидно одно — для интеллектуальной рефлексии надо слушать многих и делать свои выводы. Одна из проблем нашего общества сегодня  — отсутствие базисных знаний, поэтому и интеллектуальная рефлексия находится на зачаточном уровне. Так что наша цель — в популярной форме при помощи экспертов рассказать о процессах и феноменах, формирующих общество.

— Возможно, есть сюжеты, которые спикеры особенно любят эксплуатировать.

— Красной нитью сквозь многие наши встречи проходит тема украинской революции — об этом говорили все наши спикеры. Под украинской революцией мы понимаем процессы, которые начались в 1991 году и идут до сих пор.


Олег Рыбачук

Евгений Головаха 

Для каждого из спикеров — публициста Виталия Портникова, историка Натальи Яковенко, социолога Евгения Головахи, диссидента и общественного деятеля Иосифа Зисельса, экономиста Александра Пасхавера — эти процессы по-разному окрашены, каждый находит в них свою доминанту и динамику. Иосиф Зисельс, например, считает, что все определяется идентичностью — европейской или евразийской, как в России. В Украине идет борьба этих двух идентичностей, что многое объясняет в украинской истории последних 25 лет. По мнению Виталия Портникова, мотором революционных процессов в Украине является антиколониальная борьба. Социолог Евгений Головаха полагает, что распад СССР был достаточно случаен, а для кардинальных перемен в стране нужна критическая масса — минимум 30% активных граждан, готовых менять систему, сейчас же эта цифра не превышает 10%. Советник трех президентов Александр Пасхавер, напротив, уверен, что экономически СССР был обречен, а неудачи независимой Украины обусловлены «отрицательным отбором элит», когда каждое поколение чиновников, вырастающее из преданных «оруженосцев», хуже предыдущего. Поэтому революция продолжается, ведь радикальная смена элит (без которой любая революция невозможна) пока не произошла. А один из наших спикеров считает Майдан-2014 антисословным бунтом. Так что, как видите, мнений много. Но это и хорошо. Это признак демократического общества.

— Ты готов пригласить человека, чья точка зрения лично тебе не близка? 

— Безусловно, я вообще за либерализм мнений. И стараюсь не провоцировать ни спикера, ни аудиторию, а дать возможность высказаться всем.

— Но сама тема может быть провокационной, неужели эмоции ни разу не били через край?  

— Таких тем у нас много, достаточно одних названий: «Анатомия восстания»,  «Феномен аморального большинства», «Советский человек — что это?», «Оккупация Киева. 1941-43. Как это было?» и многие другие. В дискуссии о советском человеке, например, спикером выступала писатель и историк, профессор Донецкого университета Елена Стяжкина, покинувшая город с началом оккупации. Она придерживается патриотических позиций, что враждебно восприняли несколько гостей, родственники которых остались в Донецке и Луганске. Возникло некое напряжение в зале, но ситуацию удалось «потушить». Мы за мирный диалог — нам не нужен скандал или конфликт. У нас другие цели.

В Украине отсутствующую пока интеллектуальную рефлексию и нормальный диалог подменяет скандал, в обществе царит культ конфликта. Люди не умеют слушать и слышать других. Депутаты в Раде лупят ногами друг друга, и это не вызывает у людей особого порицания. И бодаются они потому, что именно этого от них ждут, на это есть запрос. Драка — это круто. Культ скандала подменяет цивилизованный диалог. Вы можете такое представить в Конгрессе или Кнессете?! Это не способствует прогрессу социума. Поэтому мы здесь и сейчас с нашим проектом.

— В чем состоит функция специальных гостей, выступающих после сольной арии спикера?

— Цель — не столкнуть лбами оппонентов, а дополнить профессиональный взгляд, сложить мозаику. Мы приглашаем специалистов из смежных областей, имеющих специфическое видение одной и той же проблемы. Например, тему о противоречиях между европейскими и украинскими ценностями представляли пресс-атташе представительства ЕС в Украине Давид Стулик и заместитель директора Института социологии НАНУ Евгений Головаха, а в качестве спецгостей были приглашены экс-вице-премьер по вопросам евроинтеграции Олег Рыбачук, диссидент Иосиф Зисельс, и израильтянин Альберт Фельдман. Такой объемный, в том числе и с разных географических точек, взгляд позволяет сделать некие общие, главное, критические выводы.


Рефат Чубаров

Одна из наших недавних встреч называлась «Сталинизм и гитлеризм» — спикером выступил директор Украинского центра изучения истории Холокоста д-р Анатолий Подольский, а специальными гостями стали бывший депутат Госдумы России, единственный проголосовавший против аннексии Крыма РФ, Илья Пономарев, и журналист издания «Новое время» Александр Пасховер.

— Давно подмечено, что готовность к интеллектуальной рефлексии — очень еврейская черта. Насколько в проекте выражен еврейский акцент?

— Мы не зацикливаемся на этом и разделяем понятие этноса и политической нации, которая только начинает формироваться в Украине. У нас действительно много спикеров-евреев, при том, что ни одна наша встреча не была посвящена еврейской теме вчистую. Кстати, когда в самом начале проекта один из моих коллег заметил, мол, «много у нас еврейских мужчин на афише», я ответил: «И что?». Вопрос повис в воздухе.  От этого темы станут неинтересны, спикеры скучны, а аудитория проголосует ногами?  

Я играю в футбол с компанией украинских ребят. Однажды услышал, как один из «коллег по полю» говорит товарищу о нашем проекте: «А, це той інтелектуальний клуб, який зробили українські євреї». Надо было слышать, с каким уважением он это сказал. Характерно и то, что нас назвали «украинскими евреями», что верно — в последние годы явно проявились отличия в мировоззрении от наших российских соплеменников. Я никогда не называл нашу академию «интеллектуальным клубом», но именно так это воспринимается. И никогда не позиционировал ее как «еврейский проект», но все знают, что «це зробили українські євреї».

При этом среди аудитории евреев крайне мало, хотя о нас знают в еврейской среде. Причин несколько. Одна из них — либеральный и проукраинский тон встреч. Многие ждут, что здесь будут обливать грязью всех «бандеровцев». Кроме того, как мне кажется, это связано с финансовой составляющей. Ведь люди привыкли к тому, что подобные мероприятия бесплатны, и это многое говорит о специфике общины.  

— Тем не менее то, что практически на каждой встрече по касательной возникал тот или иной аспект еврейской темы, вряд ли можно считать случайностью.

— Да, и это отражает интерес нашей аудитории. Мы запустили цикл «Черно-белые герои», одним из персонажей которого стал Богдан Хмельницкий. Как было избежать вопросов об отношении Хмельницкого к евреям и полякам? Один из наших слушателей спросил, почему бы прямо не написать в школьных учебниках, что Хмельницкий среди прочих его деяний (как позитивных, так и негативных) ответственен за еврейские погромы. На что ему возразили, мол, «а если это прочтут дети во Львове»? Снова спрошу: «И что?». Пока они это не прочтут, не проговоренная история будет загнана вглубь. Не лучше ли профессионально об этом рассказать и объяснить без эмоций, почему это произошло, развеяв несколько исторических мифов и стереотипов. Свои стереотипы присущи всем, в том числе евреям, многие из которых не хотят отвечать на неудобные вопросы и рефлексировать в отношении давно, по их мнению, закрытых тем.

Это очень естественное поведение, особенно, когда мы говорим (по выражению историка  Натальи Яковенко) о публичной истории и живой памяти, то есть событиях, коснувшихся трех последних поколений. В этом случае призывы трактовать историю неэмоционально просто бессмысленны. Для поляков события 1943 года на Волыни окрашены в определенные тона, как для евреев окрашены события Холокоста, для украинцев — Голодомора, а для крымских татар — депортация 1944 года. Пройдет еще много лет, прежде чем можно будет, как считают Наталья Яковенко и Иосиф Зисельс, взять скальпель и хирургическим путем отделить преступников от пособников, пособников от наблюдателей, наблюдателей от сочувствующих и т.д. Но это надо делать!


Семен Глузман

Анатолий Подольский 

Многие склонны верить в «коллективную вину» народов или социальных групп. Разумеется, проще скопом обвинить всех украинцев в склонности к антисемитизму или, например, всех русских в «имперских амбициях», а всех евреев в «управлении миром». Но хотел бы я посмотреть, хватило бы духу у подавляющего большинства наших депутатов на поступок, который совершил Илья Пономарев, поднявший голос против несправедливости.

— Много ли молодежи среди ваших гостей? Людей, для которых живая память уже не столь эмоционально окрашена.

— Много 30-летних, а вот студентов не очень — они считают, что «и так все знают». Один молодой коллега, работавший администратором в подобном проекте, когда речь зашла о спикерах — профессиональных историках, социологах и т.д., прямо сказал: «Я их в институте наслушался». Это неудивительно, поскольку у нас плохо понимают разницу между академической и публичной историей. Поэтому и публичных интеллектуалов, к которым прислушиваются не потому, что в конце семестра предстоит зачет, у нас можно по пальцам перечесть…

— Как следствие — в стране очень мало общепризнанных авторитетов, необходимых для становления единой политической нации.

— Мы пытаемся формировать этот пласт из очень разных людей. У нас выступали, например, бывший политзаключенный Семен Глузман и Артем Хорунжий — доброволец батальона «Донбасс», который после Иловайского котла почти год провел в плену в ДНР, политолог Алексей Гарань и известнейший фотограф Виктор Марущенко, чьи работы вошли в антологию мировой фотографии, историк Дмитрий Малаков, ребенком переживший немецкую оккупацию Киева, и глава Меджлиса Рефат Чубаров, политолог Андреас Умланд и историк-этнограф Ирина Игнатенко.

— Название проекта весьма претенциозное — Вільна академія змін. На какие перемены ты рассчитываешь?

— Хотелось бы изменить отношение людей к знаниям, помочь отойти от черно-белого восприятия мира, побудить мыслить критически и делать собственные выводы на основе всесторонней информации, транслируемой экспертами из разных профессиональных сфер. Не надо держаться за стереотипы, считая их аксиомами. Мы недаром используем формат public talk — всё обсуждаемо!

— И как обстоят дела с talk? Люди задают вопросы, высказывают свое мнение? 

— Гостям по душе такой формат. В нашей — советской и постсоветской — культуре в принципе не принято задавать вопросы. Это ведь так неудобно — показать, что ты чего-то не знаешь. Илья Пономарев говорит, что в России подобные мероприятия идут с еще большим скрипом, потому что «все всё знают» и «всё, что надо, им уже объяснили». Очень не хотелось бы, чтобы наше общество жило с подобным пафосом. И ситуация, к счастью, меняется. Мы рассчитываем на думающее меньшинство, и когда в зале собираются 50-70 человек поговорить, скажем, о Золотой орде — это обнадеживает!

В заключение хотел бы отметить, что для меня очень почетно и волнительно давать интервью изданию, одним из создателей которого 25 лет назад был мой отец Вадим Фельдман. Это интервью я посвящаю ему.

Беседовал Михаил Гольд